— Я не настаиваю, — сказал Клифтон, — вам виднее. Возможно, нам удастся избавить вас от новых появлений на публике, но я хотел бы, чтобы вы были постоянно наготове до тех пор, пока мы не будем окончательно уверены.
Я чуть было не проговорился, что такое решение совпадает и с мнением Императора, но вовремя спохватился — шок от свидания с Императором чуть было не выбил меня из роли. Воспоминание об Императоре вернуло меня к нашей рутине. Я вынул из кармана пересмотренный список кабинета и вручил его Корпсмену.
— Вот вам утвержденный состав. Передайте его в средства массовой информации, Билл. В нем вы найдете только одно изменение — де ла Торре вместо Брауна.
— Что?
— Хесус де ла Торре вместо Лотара Брауна. Таково желание Императора.
Клифтон был ошеломлен. Корпсмен — ошеломлен и взбешен.
— Мало ли чего он захочет! У него, черт побери, никакого права на собственное мнение нет!
Вступил Клифтон, стараясь говорить спокойно:
— Билл прав, Шеф. Как юрист, специализирующийся на конституционном праве, могу заверить вас, что утверждение этого списка сюзереном — чистая формальность. Вы не должны были позволять ему вносить какие бы то ни было изменения.
Мне хотелось наорать на них, и лишь усвоенное мной бонфортовское хладнокровие удержало меня. У меня и без того был тяжелый день, так как невзирая на блестящую игру, меня все же постигла сокрушительная неудача.
Мне хотелось выкрикнуть прямо в лицо Роджу, что, если бы Биллем не был действительно великим человеком, королем в полном смысле этого слова, мы бы все сидели сейчас по уши в дерьме просто потому, что мне не обеспечили должного уровня подготовки. Вместо этого я спокойно ответил:
— Что сделано, того не переделаешь.
— Это вы так думаете! — взвизгнул Корпсмен. — Еще два часа назад я передал правильный список репортерам. Так что придется вам отправляться назад и исправлять свои ошибки! Родж, вам надо сейчас же созвониться с Дворцом и…
И тут я прикрикнул:
— А ну, тихо! — Корпсмен заткнулся. А я продолжал, чуть-чуть сбавив тон: — Родж, формально вы, должно быть, правы. Я этого просто не знаю. Зато я знаю, что Император имел моральное право поставить кандидатуру Брауна под вопрос. А потому если кому-то из вас угодно пойти к Императору и оспорить его мнение, то — на здоровье! Я же собираюсь немедленно снять эту старомодную смирительную рубашку, скинуть туфли и выпить добрый стаканчик виски. А потом завалюсь спать.
— Подождите, Шеф, — возразил Клифтон, — вам предстоит еще пятиминутное выступление по сети центрального стереовидения. где вы объявите о составе нового кабинета.
— Займитесь этим сами. Вы же мой первый вицепремьер.
Он только моргнул.
— Хорошо.
Корпсмен, однако, продолжал стоять на своем:
— А как же будет с Брауном? Мы ведь обещали ему этот пост!
Клифтон задумчиво посмотрел на него.
— Я этого ни в каких документах не читал. У него, как и у других, спросили, не хочет ли он заняться государственной деятельностью. Ты это имел в виду?
Корпсмен заколебался, как актер, что-то напутавший в своей роли.
— Конечно. Но это же и есть обещание.
— Не есть, раз не было официального объявления. Это совсем другое дело.
— Но ведь уже объявили, я же вам сказал! Два часа назад объявили!
— Ммм… Билл, боюсь вам придется связаться с ребятами из прессы и сказать, что произошла техническая ошибка; например, что по недосмотру список был им вручен раньше, чем его утвердил сам мистер Бонфорт. Так или иначе, но ошибку нужно исправить до того, как имперская сеть начнет передачи.
— Вы что же хотите, чтобы этому… сошло с рук такое дело?!
Надо думать, что под словом «этот» подразумевался скорее я, чем Биллем. Родж сделал вид, что он понял иначе.
— Да, Билл, сейчас не время вызывать конституционный кризис. Впрочем, и само дело того не стоит. Поэтому решайте, кто возьмет на себя исправление недоразумения — вы или я?
Своим поведением Корпсмен напоминал кота, которого тащат, чтобы ткнуть носом. Выглядел он мрачно, пожал плечами и сказал:
— Беру на себя. Надо все очень точно сформулировать, чтобы выбраться из этой неурядицы, не вызвав опасных кривотолков.
— Спасибо, Билл, — мягко отозвался Клифтон.
Корпсмен двинулся к двери. Я окликнул его:
— Билл, поскольку вы будете говорить с прессой, у меня для них есть еще одна информация.
— А? Что у вас там еще?
— Пустяки. — Дело в том, что я внезапно ощутил смертельную усталость как от роли, так и от связанного с ней напряжения. — Скажите им только, что мистер Бонфорт простудился и врач рекомендовал ему постельный режим на несколько дней. Я действительно безумно устал.
Корпсмен фыркнул.
— Тогда лучше назовем это пневмонией.
— Ваше дело.
Когда он вышел, Родж повернулся ко мне и сказал:
— Не расстраивайтесь, Шеф. В наших делах все идет то в горку, то под гору.
— Родж, мне в самом деле лучше объявить себя больным. Так что сообщите об этом вечером по стерео.
— Даже так?
— Да, я собираюсь лечь в постель и оставаться там некоторое время. Ведь нет причины, по которой Бонфорт не может простудиться и пролежать в кровати до того времени, пока он не будет в состоянии впрячься в свою упряжь? Всякий раз, как я появляюсь перед публикой, опасность того, что кто-нибудь что-то заметит, возрастает. И каждый раз после выхода этот проклятый Корпсмен выискивает, к чему бы ему придраться. Артист не может работать в условиях, когда его непрерывно подкусывают. Так давайте же лучше закончим на этом и опустим занавес.