Но вот когда изображение переключилось на показ Бонфорта в окружении марсиан, дотрагивающихся до него своими псевдочленами, тут я запаниковал. Я так вжился в образ, что вдруг внезапно ощутил и прикосновение щупалец, и непереносимый для меня запах.
Я сдавленно заорал и попытался оторвать щупальца от себя:
— УБЕРИТЕ ЭТО!!!
Вспыхнул свет, изображение исчезло. Мисс Рассел смотрела на меня во все глаза.
— Что это с вами? Припадок?
Я старался унять дрожь и вновь обрести дыхание.
— Мисс Рассел… очень сожалею… пожалуйста… не надо этого… не выношу марсиан…
Она посмотрела на меня так, будто услышала нечто совершенно невероятное, но тем не менее возмутилась.
— Я же им говорила, — отчетливо и неприязненно проговорила она, — что вся эта идиотская затея гроша ломаного не стоит.
— Мне очень жаль, но это от меня не зависит…
Она не ответила и с большим трудом выбралась из «давильни».
Двигалась она при двукратной перегрузке куда хуже Дака, но все же двигалась. Пенни вышла, не сказав ни слова и захлопнув за собой дверь.
Она так и не вернулась. Вместо нее в каюте появился человек в чем-то вроде огромных детских ходунков.
— Здрассьте, здрассьте, юноша, — проговорил он гулким басом. Было ему лет за шестьдесят, был он толст и лыс, как колено. И не требовалось даже спрашивать его о дипломе, чтобы угадать в нем домашнего врача.
— Здравствуйте, сэр. Как поживаете?
— Неплохо. Но поживал бы еще лучше при более скромных перегрузках. — Он критически оглядел поддерживающее его сооружение. — А как вам мой самодвижущийся корсет? Может, он и не так красив, но зато снимает лишнюю нагрузку с сердца. Кстати, меня зовут доктор Капек, я личный врач мистера Бонфорта. Кто вы — мне известно. Ну, так что у вас за проблема с марсианами?
Я постарался изложить ему суть дела предельно ясно и без эмоций.
Доктор Капек кивнул:
— Все это капитан Бродбент обязан был сообщить мне гораздо раньше. В своей области капитан Бродбент вполне компетентен, но у молодых людей мышцы нередко действуют раньше, чем ум… У него настолько сильна сконцентрированность на материальном мире, что иногда это просто пугает меня. Впрочем, ничего дурного не произошло. Я попрошу вас дать согласие на сеанс гипноза. Даю слово врача, гипноз будет использован только для помощи вам в этом деле, и я ни в коем случае не затрону глубин вашего сознания. — Он вытащил из карманчика старомодные часы, которые можно считать чуть ли не вывеской его профессиональной принадлежности, и нащупал мой пульс.
Я ответил:
— Такое разрешение, сэр, я охотно дам, но боюсь, ничего не получится. Я не поддаюсь гипнозу. — Я сам в свое время учился гипнозу, давая сеансы чтения мыслей, но моим учителям так и не удалось погрузить меня в транс. Моим сеансам чуть-чуть гипноза не помешало бы, особенно в тех городах, где полиция не слишком строго следит за выполнением всех правил, которыми связала нас по рукам и ногам Ассоциация врачей.
— Вот как? Что ж, тогда нам придется обсудить другие варианты. А пока расслабтесь, лягте поудобнее, и мы сможем более подробно побеседовать о ваших проблемах.
Он все еще продолжал держать в своей руке часы, покачивая их и вращая пальцами цепочку, хотя уже перестал измерять мой пульс. Я хотел напомнить ему об этом, потому что часы отражали свет от лампы для чтения, висевшей над моим изголовьем, но потом решил, что у него, должно быть, выработалась такая нервная привычка, о которой, возможно, он и сам не подозревает, и чужому человеку вовсе нет необходимости лезть в это дело.
— Я уже расслабился, — сказал я. — Спрашивайте, о чем хотите. Если угодно, начнем с ассоциативных связей…
— А вы постарайтесь вообразить себя как бы на плаву, ответил он тихо. — Ведь двойную силу тяжести переносить так трудно… верно? Я обычно в такое время стараюсь спать побольше… это содействует отливу крови от мозга… такое сонное состояние… корабль, между прочим, мне кажется, ускоряет ход… нам станет еще тяжелее… придется уснуть…
Я начал было говорить, что ему лучше бы убрать свои часы, иначе они вырвутся из его рук. А вместо этого взял да и заснул.
Когда я проснулся, то обнаружил, что другую койку для перегрузок занимает доктор Капек.
— Привет, дружок! — приветствовал он меня. — Эта дурацкая детская коляска мне осточертела, и я позволил себе вытянуться, чтобы правильно распределить напряжение.
— А что, мы вернулись к двукратному?
— А? Ну конечно. У нас сейчас перегрузка двукратная.
— Очень жаль, что я отключился. И долго это продолжалось?
— Нет, не очень. А как вы себя чувствуете?
— Отлично. Просто удивительно хорошо отдохнул.
— Да, такой побочный эффект известен. Особенно при больших ускорениях, я хочу сказать. Ну как, посмотрим картинки?
— Что ж, с удовольствием, если вам так угодно, доктор.
— О'кей! — он вытянул руку — и свет в каюте погас.
Я собрал всю волю в кулак, зная, что сейчас он начнет показывать мне марсиан. Про себя я решил, что паниковать ни за что не буду. В конце концов, бывали же случаи, когда мне удавалось представить, что их просто не существует. А ведь это — кино, оно никак не может мне повредить — просто в тот раз они уж очень внезапно появились.
Это действительно были стереоизображения марсиан как с Бонфортом, так и без него. И тут обнаружилось, что я могу смотреть на них как бы отвлеченно — без страха или отвращения.
Внезапно я понял, что мне приятно смотреть на них. Я издал какое-то восклицание — и Капек остановил фильм.